Оле Лукойе

Оле  Лукойе —  это литературный персонаж сказки Г.Х. Андерсена, основанной на народных сказках. Таинственный  мистический человечек, который показывает детям сны. В истории об Оле  Лукойе некоторые элементы напоминают также о греческом боге сна Морфее: например, Оле, как и Морфей, использует для усыпления детей специальную снотворную жидкость (у Оле это сладкое молоко).

Имя Оле Лукойе состоит из двух частей: Оле — датское мужское имя, Лукойе переводится как «Закрой глазки». Он носит подмышкой два зонтика, которые раскрывает спящим детям. Для детей, которые вели себя хорошо, предназначен зонт с красивыми картинками. Он помогает им видеть красивые приятные сны. Непослушным детям Оле Лукойе открывает зонт без картинок. Эти дети проводят ночь без сновидений.

В сказке Оле Лукойе посещает мальчика с именем Яльмар каждую ночь в течение недели и рассказывает ему сказки. По ходу сказки выясняется, что Оле на самом деле очень старый. В последний вечер, в воскресенье, Оле Лукойе рассказывает мальчику о своём брате, которого зовут так же, но ещё у него есть второе имя — Смерть. Он приходит, чтобы закрыть глаза тех, кому пришла пора уйти из этого мира, и забрать их с собой.

Таким образом, образ Оле Лукойе распадается на два: подобно греческим Танатосу и Гипносу, богам смерти и сна, герои родственны и отличны друг от друга. Так «маленький смешной человечек оказывается проводником не только по царству сновидений, но и в царство смерти.

Конечно, в сказке про Оле Лукойе не все понятно и просто. Но, честное слово, несмотря ни на что, обязательно нужно прочитать эту сказку детишкам. Ведь страшного там нет совсем ничего, а знать кто именно приносит тебе ночью сказки — полезно для любого ребенка.  Читайте.

Ганс Христиан Андерсен.

Оле Лукойе

Никто на свете не знает столько сказок, сколько знает их Оле Лукойе. Вот мастер-то рассказывать!
Когда вечером дети преспокойно сидят на своих скамеечках или за столом, появляется Оле Лукойе. Он тихо-тихо поднимается по лестнице в одних чулках; потом тихонько приотворит дверь, неслышно шагнёт в комнату и немножко прыснет в глаза детям сладким молоком. В руках у Оле Лукойе маленькая спринцовка, и из неё тоненькой-тоненькой струйкой брызжет молоко. Тогда у детей начинают слипаться веки, и детишки уж не могут разглядеть Оле Лукойе, а он подкрадывается к ним сзади и начинает тихонько дуть им в затылки. Подует — и головки у них сразу отяжелеют. Это совсем не больно, — у Оле Лукойе ведь нет злого умысла; он хочет только, чтобы дети угомонились, а для этого их непременно надо уложить в постель! Ну вот он их и уложит, а потом уж начинает им сказки рассказывать.
Когда дети заснут, Оле Лукойе присаживается к ним на кровать. Одет он чудесно: на нём шёлковый кафтан, только нельзя точно сказать, какого цвета — он отливает то зелёным, то голубым, то красным, смотря по тому, в какую сторону Оле Лукойе повернётся. Под мышками у него по зонтику: один с картинками, его он раскрывает над хорошими детьми, и тогда детишкам всю ночь снятся чудеснейшие сказки, а другой совсем простой, гладкий, который Оле Лукойе развёртывает над нехорошими детьми: ну, они всю ночь и спят как чурбаны, и поутру оказывается, что они ровно ничего во сне не видали!
Послушаем же о том, как Оле Лукойе навещал каждый вечер одного маленького мальчика, которого звали Яльмар, и рассказывал ему сказки! Это будет целых семь сказок, — потому что в неделе семь дней.

Понедельник


— Ну вот, — сказал Оле Лукойе, уложив Яльмара в постель, — теперь украсим комнату!
И в один миг все комнатные цветы выросли, превратились в большие деревья, которые протянули свои длинные ветви вдоль стен к самому потолку; вся комната превратилась в чудеснейшую беседку. Ветви деревьев были усеяны цветами; каждый цветок по красоте и запаху был лучше розы, а вкусом (если бы только вы захотели его попробовать) слаще варенья; плоды же блестели, как золотые. Ещё на деревьях были пышки, которые чуть не лопались от изюмной начинки. Просто чудо что такое! Вдруг поднялись ужасные стоны в ящике стола, где лежали учебные принадлежности Яльмара.
— Что там такое? — сказал Оле Лукойе, пошёл и выдвинул ящик.
Оказалось, что это рвала и метала аспидная доска: в решение написанной на ней задачи вкралась ошибка, и все вычисления готовы были распасться; грифель скакал и прыгал на своей верёвочке, точно собачка; он очень желал помочь делу, да не мог. Громко стонала и тетрадь Яльмара; просто ужас брал, слушая её! На каждой её странице в начале каждой строки стояли чудесные большие и маленькие буквы, — это была пропись; рядом же шли другие, воображавшие, что держатся так же твёрдо. Их писал сам Яльмар, и они, казалось, спотыкались о линейки, на которых должны были бы стоять.
— Вот как надо держаться! — говорила пропись. — Вот так, с лёгким наклоном вправо!
— Ах, мы бы и рады, — отвечали буквы Яльмара, — да не можем! Мы такие плохонькие!
— Так вас надо немного подтянуть! — сказал-Оле Лукойе.
— Ай, нет, нет! — закричали они и выпрямились так, что любо было глядеть.
— Ну, теперь нам не до сказок! — сказал Оле Лукойе. — Будем-ка упражняться! Раз-два! Раз-два!
И он довёл буквы Яльмара до того, что они стояли ровно и бодро, как любая пропись. Но когда Оле Лукойе ушёл и Яльмар утром проснулся, они выглядели такими же жалкими, как прежде.

Вторник

Как только Яльмар улёгся, Оле Лукойе дотронулся своею волшебною спринцовкой до мебели, и все вещи сейчас же начали болтать между собою; все, кроме плевательницы; эта молчала и сердилась про себя на их суетность: говорят только о себе да о себе и даже не подумают о той, что так скромно стоит в углу и позволяет в себя плевать!
Над комодом висела большая картина в золочёной раме; на ней была изображена красивая местность: высокие старые деревья, трава, цветы и широкая река, убегавшая мимо чудных дворцов, за лес, в далёкое море.
Оле Лукойе дотронулся волшебною спринцовкой до картины, и нарисованные на ней птицы запели, ветви деревьев зашевелились, а облака понеслись по небу; видно было даже, как скользила по картине их тень.
Затем Оле Лукойе приподнял Яльмара к раме, и мальчик стал ногами прямо в высокую траву. Солнышко светило на него сквозь ветви деревьев, он побежал к воде и уселся в лодочку, которая колыхалась у берега. Лодочка была выкрашена красною и белою краской, и шесть лебедей в золотых коронах с сияющими голубыми звёздами на головах повлекли лодочку вдоль зелёных лесов, где деревья рассказывали о разбойниках и ведьмах, а цветы — о прелестных маленьких эльфах и о том, что рассказывали им бабочки.
Чудеснейшие рыбы с серебристою и золотистою чешуёй плыли за лодкой, ныряли и плескали в воде хвостами; красные, голубые, большие и маленькие птицы летели за Яльмаром двумя длинными вереницами; комары танцевали, а майские жуки гудели «Бум! Бум!»; всем хотелось провожать Яльмара, и у каждого была для него наготове сказка.
Да, вот это было плаванье!
Леса то густели и темнели, то становились похожими на чудеснейшие сады, освещённые солнцем и усеянные цветами. По берегам реки возвышались большие хрустальные и мраморные дворцы; на балконах их стояли принцессы, и всё это были знакомые Яльмару девочки, с которыми он часто играл.
Они протягивали ему руки, и каждая держала в правой руке славного обсахаренного пряничного поросёнка, — такого редко купишь у торговки. Яльмар, проплывая мимо, хватался за один конец пряника, принцесса крепко держалась за другой, и пряник разламывался пополам; каждый получал свою долю: Яльмар побольше, принцесса поменьше. У всех дворцов стояли на часах маленькие принцы; они отдавали Яльмару честь золотыми саблями и осыпали его изюмом и оловянными солдатиками, — вот что значит настоящие-то принцы!
Яльмар плыл через леса, через какие-то огромные залы и города… Проплыл он и через тот город, где жила его старая няня, которая нянчила его, когда он был ещё малюткой, и очень любила своего питомца. И вот он увидал её; она кланялась, посылала ему рукою воздушные поцелуи и пела хорошенькую песенку, которую сама сложила и прислала Яльмару:

Мой Яльмар, тебя вспоминаю
Почти каждый день, каждый час!
Сказать не могу, как желаю
Тебя увидеть вновь хоть раз!
Тебя ведь я в люльке качала,
Учила ходить, говорить,
И в щёчки и в лоб целовала,
Так как мне тебя не любить!
Люблю тебя, ангел ты мой дорогой!
Да будет вовеки господь бог с тобой!

И птички подпевали ей, цветы приплясывали, а старые ивы кивали, как будто Оле Лукойе и им рассказывал сказку.

Среда

Ну и дождь лил! Яльмар слышал этот страшный шум даже во сне; когда же Оле Лукойе открыл окно, оказалось, что вода стояла вровень с подоконником. Целое озеро! Зато к самому дому причалил великолепнейший корабль.
— Хочешь прокатиться, Яльмар? — спросил Оле Лукойе. — Побываешь ночью в чужих землях, а к утру — опять дома!
И вот Яльмар, разодетый по-праздничному, очутился на корабле. Погода сейчас же прояснилась, и они поплыли по улицам, мимо церкви, — кругом было одно сплошное огромное озеро. Наконец они уплыли так далеко, что земля совсем скрылась из глаз. По поднебесью неслась стая аистов; они тоже собрались в чужие тёплые края и летели длинною вереницей, один за другим. Они были в пути уже много-много дней, и один из них так устал, что крылья почти отказывались ему служить. Он летел позади всех, потом отстал и начал опускаться на своих распущенных крыльях всё ниже и ниже, вот взмахнул ими ещё раза два, но… напрасно! Скоро он задел за мачту корабля, скользнул по снастям и — бах! — упал прямо на палубу.
Юнга подхватил его и посадил в птичник к курам, уткам и индейкам. Бедняга аист стоял и уныло озирался кругом.
— Ишь какой! — сказали куры.
А индейский петух надулся, как только мог, и спросил у аиста, кто он таков; утки же пятились, подталкивая друг друга крыльями, и крякали: «Дур-рак! Дур-рак!»
И аист рассказал им о жаркой Африке, о пирамидах и о страусах, которые носятся по пустыне с быстротой диких лошадей, но утки ничего не поняли и опять стали подталкивать одна другую:
— Ну не дурак ли он?
— Конечно, дурак! — сказал индейский петух и сердито забормотал. Аист замолчал и стал думать о своей Африке.
— Какие у вас чудесные тонкие ноги! — сказал индейских петух. — Почём аршин?
— Кряк! Кряк! Кряк! — закрякали смешливые утки, но аист как будто и не слыхал.
— Могли бы и вы посмеяться с нами! — сказал аисту индейский петух. — Очень забавно было сказано! Да куда, это, верно, слишком низменно для него! Вообще нельзя сказать, чтобы он отличался понятливостью! Что ж, будем забавлять себя сами!
И курицы кудахтали, утки крякали, и это их ужасно забавляло.
Но Яльмар подошёл к птичнику, открыл дверцу, поманил аиста, и тот выпрыгнул к нему на палубу, — он уже успел отдохнуть. И вот аист как будто поклонился Яльмару в знак благодарности, взмахнул широкими крыльями и полетел в тёплые края. А курицы закудахтали, утки закрякали, индейский же петух так надулся, что гребешок у него весь налился кровью.
— Завтра из вас сварят суп! — сказал Яльмар и проснулся опять в своей маленькой кроватке.
Славное путешествие сделали они ночью с Оле Лукойе!

Четверг

— Знаешь что? — сказал Оле Лукойе. — Только не пугайся! Я сейчас покажу тебе мышку!
— И правда, в руке у него была прехорошенькая мышка. — Она явилась пригласить тебя на свадьбу! Две мышки собираются сегодня ночью вступить в брак. Живут они под полом в кладовой твоей матери. Чудесное помещение, говорят!
— А как же я пролезу сквозь маленькую дырочку в полу? — спросил Яльмар.
— Уж положись на меня! — сказал Оле Лукойе. — Ты у меня сделаешься маленьким.
И он дотронулся до мальчика своею волшебною спринцовкой. Яльмар вдруг стал уменьшаться, уменьшаться и наконец сделался величиною всего с пальчик.
— Теперь можно будет одолжить мундир у оловянного солдатика. Я думаю, этот наряд будет вполне подходящим: мундир ведь так красит, ты же идёшь в гости!
— Ну хорошо! — согласился Яльмар, переоделся и стал похож на образцового оловянного солдатика.
— Не угодно ли вам сесть в напёрсток вашей матушки? — сказала Яльмару мышка. — Я буду иметь честь отвезти вас.
— Ах, неужели вы сами будете беспокоиться, фрекен! — сказал Яльмар, и вот они поехали на мышиную свадьбу.
Проскользнув в дырочку, прогрызенную мышами в полу, они попали сначала в длинный узкий коридор, здесь как раз только и можно было проехать в напёрстке.
Коридор был ярко освещён гнилушками.
— Ведь чудный запах? — спросила мышка-возница. — Весь коридор смазан салом! Что может быть лучше?
Наконец добрались и до самой залы, где праздновалась свадьба. Направо, перешёптываясь и пересмеиваясь между собой, стояли все мышки-кавалеры, а посередине, на выеденной корке сыра, возвышались сами жених с невестой и страшно целовались на глазах у всех. Что ж, они ведь были обручены и готовились вступить в брак.
А гости всё прибывали да прибывали; мыши чуть не давили друг друга насмерть, и вот счастливую парочку оттеснили к самым дверям, так что никому больше нельзя было ни войти, ни выйти.
Зала, как и коридор, вся была смазана салом; другого угощенья и не было; а на десерт гостей обносили горошиной, на которой одна родственница новобрачных. выгрызла их имена, то есть, конечно, всего-навсего первые буквы. Диво, да и только! Все мыши объявили, что свадьба была великолепная и что время проведено очень приятно.
Яльмар поехал домой. Довелось ему побывать в знатном обществе, хоть и пришлось порядком съёжиться и облечься в мундир оловянного солдатика.

Пятница

— Просто не верится, сколько есть пожилых людей, которым страх как хочется залучить меня к себе! — сказал Оле Лукойе. — Особенно желают этого те, кто сделал что-нибудь дурное. «Добренький, миленький Оле Лукойе, — говорят они мне, — мы просто не можем сомкнуть глаз, лежим без сна всю ночь напролёт и видим вокруг себя все свои дурные дела. Они, точно гадкие маленькие тролли, сидят по краям постели и брызжут на нас кипятком. Хоть бы ты пришёл и прогнал их. Мы бы с удовольствием заплатили тебе, Оле Лукойе! — добавляют они с глубоким вздохом. — Спокойной же ночи, Оле Лукойе! Деньги на окне!» Да что мне деньги! Я ни к кому не прихожу за деньги!
— Что будем делать сегодня ночью? — спросил Яльмар.
— Не хочешь опять побывать на свадьбе? Только не на такой, как вчера. Большая кукла твоей сестры, та, что одета мальчиком и зовётся Германом, хочет повенчаться с куклой Бертой; кроме того, сегодня день рождения куклы, и потому готовится много подарков!
— Знаю, знаю! — сказал Яльмар. — Как только куклам понадобится новое платье, сестра сейчас празднует их рождение или свадьбу. Это уж было сто раз!
— Да, а сегодня ночью будет сто первый и, значит, последний! Оттого и готовится нечто необыкновенное. Взгляни-ка!
Яльмар взглянул на стол. Там стоял домик из картона; окна были освещены, и все оловянные солдатики держали ружья на караул. Жених с невестой задумчиво сидели на полу, прислонившись к ножке стола; да, им было о чём задуматься! Оле Лукойе, нарядившись в бабушкину чёрную юбку, обвенчал их, и вот вся мебель запела на мотив марша забавную песенку, которую написал карандаш:

Затянем песенку дружней,
Как ветер пусть несётся!
Хотя чета наша, ей-ей,
Ничем не отзовётся.
Из лайки оба и торчат
На палках без движенья,
Зато роскошен их наряд —
Глазам на загляденье!
Итак, прославим песней их:
Ура невеста и жених!

Затем молодые получили подарки, но отказались от всего съедобного: они были сыты своей любовью.
— Что ж, поехать нам теперь на дачу или отправиться за границу? — спросил молодой.
На совет пригласили опытную путешественницу ласточку и старую курицу, которая уже пять раз была наседкой. Ласточка рассказала о тёплых краях, где зреют сочные, тяжёлые виноградные кисти, где воздух так мягок, а горы расцвечены такими красками, о каких здесь не имеют и понятия.
— Там нет зато нашей кудрявой капусты! — сказала курица. — Раз я со всеми своими цыплятами провела лето в деревне; там была целая куча песку, в котором мы могли рыться и копаться сколько угодно! Кроме того, нам был открыт вход в огород с капустой! Ах, какая она была зелёная! Не знаю, что может быть красивее!
— Да ведь один кочан похож на другой как две капли воды! — сказала ласточка. — К тому же здесь так часто бывает дурная погода.
— Ну, к этому можно привыкнуть! — сказала курица.
— А какой тут холод! Того и гляди замёрзнешь! Ужасно холодно!
— То-то и хорошо для капусты! — сказала курица. — Да, наконец, и у нас бывает тепло! Ведь четыре года тому назад лето стояло у нас целых пять недель! Да какая жарища-то была! Все задыхались! Кстати сказать, у нас нет тех ядовитых тварей, как у вас там! Нет и разбойников! Надо быть отщепенцем, чтобы не находить нашу страну самою лучшею в мире! Такой недостоин и жить в ней! — Тут курица заплакала. — Я ведь тоже путешествовала, как же! Целых двенадцать миль проехала в бочонке! И никакого удовольствия нет в путешествии!
— Да, курица — особа вполне достойная! — сказала кукла Берта. — Мне тоже вовсе не нравится ездить по горам — то вверх, то вниз! Нет, мы переедем на дачу в деревню, где есть песочная куча, и будем гулять в огороде с капустой. На том и порешили.

Суббота

— А сегодня будешь рассказывать? — спросил Яльмар, как только Оле Лукойе уложил его в постель.
— Сегодня некогда! — ответил Оле Лукойе и раскрыл над мальчиком свой красивый зонтик.
— Погляди-ка вот на этих китайцев! Зонтик был похож на большую китайскую чашу, расписанную голубыми деревьями и узенькими мостиками, на которых стояли маленькие китайцы и кивали головами.
— Сегодня надо будет принарядить к завтрашнему дню весь мир! — продолжал Оле Лукойе.
— Завтра ведь праздник, воскресенье! Мне надо пойти на колокольню — посмотреть, вычистили ли церковные карлики все колокола, не то они плохо будут звонить завтра; потом надо в поле — посмотреть, смёл ли ветер пыль с травы и листьев.
Самая же трудная работа ещё впереди: надо снять с неба и перечистить все звёздочки. Я собираю их в свой передник, но приходится ведь нумеровать каждую звёздочку и каждую дырочку, где она сидела, чтобы потом разместить их все по местам, иначе они плохо будут держаться и посыпятся с неба одна за другой!
— Послушай-ка вы, господин Оле Лукойе! — сказал вдруг висевший на стене старый портрет. — Я прадедушка Яльмара и очень вам признателен за то, что вы рассказываете мальчику сказки; но вы не должны извращать его понятий. Звёзды нельзя снимать с неба и чистить. Звёзды — такие же светила, как наша Земля, тем-то они и хороши!
— Спасибо тебе, прадедушка! — отвечал Оле Лукойе. — Спасибо! Ты — глава фамилии, родоначальник, но я всё-таки постарше тебя! Я старый язычник; римляне и греки звали меня богом сновидений! Я имел и имею вход в знатнейшие дома и знаю, как обходиться и с большими и с малыми! Можешь теперь рассказывать сам!
И Оле Лукойе ушёл, взяв под мышку свой зонтик.
— Ну уж, нельзя и высказать своего мнения! — сказал старый портрет. Тут Яльмар проснулся.

Воскресенье

— Добрый вечер! — сказал Оле Лукойе.
Яльмар кивнул ему, вскочил и повернул прадедушкин портрет лицом к стене, чтобы он опять не вмешался в разговор.
— А теперь ты расскажи мне сказки про пять зелёных горошин, родившихся в одном стручке, про петушиную ногу, которая ухаживала за куриной ногой, и про штопальную иглу, что воображала себя иголкой.
— Ну, хорошенького понемножку! — сказал Оле Лукойе. — Я лучше покажу тебе кое-что. Я покажу тебе своего брата, его тоже зовут Оле Лукойе, но он ни к кому не является больше одного раза в жизни. Когда же явится, берёт человека, сажает к себе на коня и рассказывает ему сказки. Он знает только две: одна так бесподобно хороша, что никто и представить себе не может, а другая так ужасна, что… да нет, невозможно даже и сказать — как!
Тут Оле Лукойе приподнял Яльмара, поднёс его к окну и сказал:
— Сейчас увидишь моего брата, другого Оле Лукойе. Люди зовут его также Смертью. Видишь, он вовсе не такой страшный, каким рисуют его на картинках! Кафтан на нём весь вышит серебром, что твой гусарский мундир; за плечами развевается чёрный бархатный плащ! Гляди, как он скачет!
И Яльмар увидел, как мчался во весь опор другой Оле Лукойе и сажал к себе на лошадь и старых и малых. Одних он сажал перед собою, других позади; но сначала всегда спрашивал:
— Какие у тебя отметки за поведение?
— Хорошие! — отвечали все.
— Покажи-ка! — говорил он.
Приходилось показать; и вот тех, у кого были отличные или хорошие отметки, он сажал впереди себя и рассказывал им чудную сказку, а тех, у кого были посредственные или плохие, — позади себя, и эти должны были слушать страшную сказку. Они тряслись от страха, плакали и хотели спрыгнуть с лошади, да не могли — они сразу крепко прирастали к седлу.
— Но ведь Смерть — чудеснейший Оле Лукойе! — сказал Яльмар. — И я ничуть не боюсь его!
— Да и нечего бояться! — сказал Оле Лукойе. — Смотри только, чтобы у тебя всегда были хорошие отметки!
— Вот это поучительно! — пробормотал прадедушкин портрет. — Всё-таки, значит, не мешает иногда высказать своё мнение!
Он был очень доволен.

Вот тебе и вся история об Оле Лукойе! А вечером пусть он сам расскажет тебе ещё что-нибудь.

Ну и как вам сказки Оле Лукойе? Поделитесь в комментариях!

А Вы с написанным согласны? Поделитесь своим мнением!

8 комментариев

  1. мне кажется детско!

  2. Очень понравился сайт. Жаль, что только сейчас знакомлюсь. Материал и родителям пригодится, и воспитателям, и педагогам.
    И не детско, а очень доступно.Только вот Мультфильмы смотреть не поняла как.
    И физминутки не только слова,а ещё бы с видео.
    Спасибо.

    • Антонина, там как раз все очень просто. Нужно всего лишь нажать на квадратик с мультфиильмом — и он сразу начнет показываться.
      И все физкультминутки тоже сделаны с видео, как Вы и просите. Ну, точнее, не просто физкультминутки — а «Прыг-скок команда». Тот же самый принцип — просто нажимаете на квадратик с изображением и начинает крутиться запись тренировки. Может быть, у Вас плеер не запускается на компьютере? Если не получится — напишите мне, я помогу настроить.
      Спасибо!

  3. А в какой сказке говорится «Абус. Фабус. Картофлябус»?

  4. ye yjhvfkyfz crfprf

  5. Очень нравится эта замечательная сказка, каждый раз читаю и что-то новое нахожу!!!С улыбкой,Алла.

  6. Спасибо автору сайта, позволевшему находясь за тридевять земель наслаждаться чтением удивительных сказок.Тем самым обучая и обсуждая жизненно важные моменты воспитания наших отроков,даже если они никогда не жили в России.Первое что произнес мой сын,закончив читать:»Какая интересная история!»Большой привет из Полинезии, остров Мореа.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *